* * *
Ищи свободу – и станешь пленником собственного желания. Ищи дисциплину – и обретешь свою свободу.
Кто мог ожидать поломки воздушной аппаратуры?
Вопрос Рабби не был адресован ни к кому конкретно. Он сидел на низкой скамье, прижимая к груди свиток. Свиток с помощью новейших ухищрений был подновлен, но казался по-прежнему старым и хрупким. Он не был уверен, который сейчас час. Возможно, позднее утро. Они так давно не ели пищи, которую можно было бы назвать завтраком.
– Я ожидал. – Казалось, он обращается к свитку. – Пасха пришла и ушла, и наши врата закрылись.
Ребекка подошла и встала, возвышаясь над ним.
– Пожалуйста, Рабби. Как это может помочь Джошуа в его трудах?
– Мы не были покинуты, – сказал Рабби своему свитку. – Мы сами скрылись. Если нас не могут найти странники, где нас отыщет кто-нибудь, кто может помочь нам?
Внезапно он вонзил взгляд в Ребекку, похожий в своих очках на сову.
– Не ты ли навлекла на нас зло, Ребекка?
Она знала, что это значит.
– Посторонние всегда думают, что в бенегессеритках есть нечто нечестивое, – сказала она.
– Значит, теперь я, твой Рабби, Посторонний?
– Ты сам удалился, Рабби. Я говорю с точки зрения Сестер, которым ты заставил меня помогать. То, что они делают, часто скучно. Скучно, но зла в этом нет.
– Я заставил тебя помогать? Да, я сделал это. Прости меня, Ребекка. Если нас объединяет зло, то это сделал я.
– Рабби! Перестань. Они многочисленный клан. И по-прежнему, они придерживаются раздражительного индивидуализма. Неужели многочисленный клан ничего не значит для тебя? Неужели мой сан оскорбляет тебя?
– Я сказал тебе, Ребекка, что оскорбляет меня. Собственной рукой я научил тебя следовать книгам, отличным от… – он поднял свиток, словно это была дубинка.
– Книги здесь ни при чем, Рабби. О, у них есть Кода, но это только собрание напоминаний, иногда полезных, иногда негодных. Они всегда приспосабливают Коду к текущим нуждам.
– Есть книги, которые не могут быть приспособлены, Ребекка!
Она посмотрела на него сверху вниз с плохо скрытым ужасом. Неужели он смотрит на Сестер так? Или страшно говорить? Джошуа подошел и встал рядом с ней. Руки его были в масле, черные пятна размазаны по лбу и щекам.
– Твое предложение было верным. Они снова работают. Как долго протянут, я не знаю. Проблема в том…
– Ты не знаешь проблемы, – вмешался Рабби.
– Проблема механики, Рабби, – сказала Ребекка. – Это вне-поле мешает работе механизмов.
– Мы не могли поставить нефрикционную аппаратуру, – сказал Джошуа. – Слишком откровенно, если не считать дороговизны.
– Нарушилась работа вовсе не твоей аппаратуры.
Джошуа посмотрел на Ребекку, подняв брови. «Да что с ним?» Значит, Джошуа тоже верил в проницательность бенегессериток. Это оскорбляло Рабби. Его паства искала пастыря где угодно. Но Рабби затем удивил ее.
– Думаешь, я ревную, Ребекка?
Она покачала головой.
– Ты выказываешь таланты, – сказал Рабби, – которые другие быстро используют. Твое предложение закрепить аппаратуру? Эти… эти Прочие рассказывали тебе, как это сделать?
Ребекка пожала плечами. Это был прежний Рабби, которого не стоит дразнить в его собственном доме.
– Я должен возблагодарить тебя? – спросил Рабби. – У тебя есть власть? Теперь ты будешь управлять нами?
– Никто, и я в последнюю очередь, никогда даже не предлагал этого, Рабби. – Она была обижена и не намеревалась показывать этого.
– Прости меня, дочь моя. Это то, что ты называешь взбрыком.
– Мне не нужна твоя благодарность, Рабби. И конечно, я прощаю.
– У твоих Прочих есть что-нибудь сказать по этому поводу?
– Бенегессеритки говорят, что боязнь похвалы восходит к древним запретам хвалить своего ребенка, потому что это вызывает гнев богов.
Он потупил голову.
– Иногда в этом есть мудрость.
Джошуа казался растерянным.
– Пойду попытаюсь поспать. – Он устремил многозначительный взгляд на машинное отделение, откуда доносился затрудненный хрип. Он покинул их, уйдя в затемненную часть комнаты, споткнувшись на ходу о детскую игрушку. Рабби постучал по скамье рядом с собой.
– Сядь, Ребекка.
Она села.
– Я боюсь за тебя, за нас, за все, что мы олицетворяем. – Он погладил свиток. – Мы были правы в течение стольких поколений. – Он окинул взглядом комнату. – И у нас тут нет даже миниана.
Ребекка смахнула с лица слезы.
– Рабби, ты неверно судишь о Сестрах. Они желают только усовершенствовать человечество и власть.
– Так они говорят.
– Так я говорю Власть для них есть форма искусства. Тебе это кажется забавным?
– Ты пробудила мое любопытство. Эти женщины обманывают себя мечтами о своей важности?
– Они рассматривают себя как сторожевых собак.
– Собак?
– Сторожевых, тревожащимися за то, когда можно преподать урок. Они добиваются именно этого. Никогда не пытайся дать кому-нибудь урок, который он не сможет усвоить.
– Всегда эти частицы мудрости, – казалось, он говорит с грустью. – И они управляют собой артистично?
– Они считают себя присяжными с абсолютной властью, на которую никакой закон не может наложить вето.
Он покачал свитком перед ее носом.
– Я так и думал!
– Никакой человеческий закон, Рабби.
– Ты говоришь мне о женщинах, которые приспосабливают религии к своей вере в… во власть большую, чем у них.
– Их вера не будет в согласии с нашей, но я не считаю ее злом.
– В чем эта… эта вера?
– Они называют ее «Уравновешивающим смещением». Они смотрят на нее с точки зрения генетики и инстинкта. Великие родители скорее всего будут иметь детей, близких к среднему уровню, например.
– Смещение. И это – вера?
– Вот почему они стремятся не выделяться. Они советники, даже иногда делатели королей, но они не желают быть мишенью переднего плана.
– Это смещение… верят ли они в Создателя Смещения?
– Они не рассматривают его существование. Только то движение, за которым можно наблюдать.
– Тогда что они делают с этим смещением?
– Они принимают меры предосторожности.