Мурбелла в полном одиночестве сидела, скрестив ноги, на полу зала для тренировок, дожидаясь пока утихнет дрожь от изнурительных упражнений. Великая Мать провела здесь сегодня меньше часа. И, как это нередко случалось, Мурбелле казалось, что ее бросили в горячечном сне.

Сон вернулся отзвуком слов Одрейд, сказанных ею перед уходом:

– Самый трудный урок, какой необходимо усвоить алколиту, – это то, что он всегда должен использовать свои возможности до предела. Твои способности заведут тебя дальше, чем ты можешь себе представить. А потому не пытайся. Тянись!

Что мне ответить? Что меня учили обманывать?

Одрейд сделала что-то странное, что вернуло воспоминания детства и воспитания среди Чтимых Матре. Я научилась обманывать прежде, чем научилась ходить. Как стимулировать потребность и привлечь внимание. Бесчисленные „как“ в мозаике обмана. Чем старше она становилась, тем легче давался обман. Она выяснила, чего требуют большие люди вокруг нее. По малейшему требованию я извергала целые потоки лжи. Это называлось „образованием“. Почему Бене Джессерит были столь отличны в своем обучении?

– Я не прошу тебя быть честной со мной, – говорила Одрейд. – Будь честной с самой собой.

Мурбелла не раз приходила в отчаяние, будучи не уверена, удастся ли ей искоренить все обманы своего прошлого. Почему я должна это делать? Снова обманы.

– Будь ты проклята, Одрейд!

Только после того, как эти слова повисли в воздухе, Мурбелла осознала, что произнесла их вслух. Она стала было подносить руку ко рту, но бросила это. Горячка твердила ей: „Так в чем же разница?“

– Бюрократизм воспитания притупляет восприимчивость детского любопытства, – объясняет Одрейд. – Молодость должна быть притуплена. Никогда не позволяйте им узнать, чего они могут достигнуть. Это приносит перемены. Истратьте недели разговоров в комитетах о том, как обращаться с выдающимися студентами. Ни минуты не уделять решению проблем стандартного учителя, который чувствует угрозу проявляющихся талантов и давит их вследствие глубоко въевшегося желания чувствовать свое превосходство и свою защищенность в безопасном окружающем мире.

Она говорила о Чтимых Матре.

Конвенциональные учителя?

Вот оно: за фасадом многотонной мудрости Бене Джессерит нестандартны. Они зачастую не думают об обучении: они просто учат.

Боги! Как же я буду такой же, как они!

Эта мысль шокировала ее, и она вскочила на ноги, заставляя себя вновь пройти через привычную рутину упражнений для рук И кистей.

Осознание ударило ее глубже чем когда-либо. Она не хочет разочаровывать этих учителей. Честность и прямота. Каждый алколит это слышал.

– Основные инструменты учения, – сказала Одрейд.

Отвлекшись на эти мысли, Мурбелла споткнулась, упала и встала, потирая ушибленное плечо.

Поначалу она думала, что торжественные заявления Бене Джессерит ничто иное, как ложь. Я настолько искренна с тобой, что должна заявить тебе о моей непоколебимой честности.

Но эти заявления подкрепляюсь поступками.

– Это ты так судишь, – настаивал в горячечном сне Мурбеллы голос Одрейд.

Было что-то в их разуме, в памяти, в равновесии интеллекта, чем никогда не обладала ни одна из Чтимых Матре. Эта мысль заставила ее ощутить свою ничтожность. Вступи в круговую поруку.

Но у меня же есть талант. Для того, чтобы стать Чтимой Матре, требовался талант.

Я по-прежнему думаю о себе как о Чтимой Матре?

Бене Джессерит знали, что она не связала себя с ними целиком и полностью. Что есть во мне такого, что может понадобиться им? Конечно же, не умение обманывать.

– Соответствуют ли поступки словам? Вот где твоя мера надежности. Никогда не ограничивай себя словами.

Мурбелла прижала руки к ушам:

– Заткнись, Одрейд!

– Как отличает ясновидец искренность от более основополагающих, суждений?

Руки Мурбеллы упали. Может быть, я действительно больна. Она обвела взглядом длинную комнату – никого, кто мог бы произнести эти слова. И все же это был голос Одрейд.

– Если ты убедишь себя, искренно сможешь нести любую галиматью (что за очаровательное старинное слово; проверь, что оно значит), совершеннейший бред в каждом слове и тебе поверят. Но только не один из наших ясновидцев.

Плечи Мурбеллы опустились, торопливыми шагами она начала бессмысленно мерить комнату. Что никуда от этого не деться?

– Думай о последствиях, Мурбелла. Именно так выискивают то, что сработает потом. Вот о чем все наши столь ценные откровения.

Прагматизм?

В этот момент ее отыскал Айдахо и на безумное выражение ее глаз отреагировал встревоженным вопросом:

– Что случилось?

– Похоже, я больна. Действительно больна. Я думала, это что-то, что сделала со мной Одрейд, но…

Он поймал ее, когда Мурбелла начала падать.

– Помогите нам!

В данный момент он был рад ком-камерам. Врач Сук появилась меньше чем через минуту и тут же склонилась над лежащей на коленях у Айдахо Мурбеллой.

Осмотр был коротким. Врач Сук, пожилая, седеющая Преподобная Мать, с традиционным вытатуированным на лбу алмазом, выпрямилась и сказала:

– Перенапряжение. Она пыталась не найти пределы своих возможностей, а выйти за них. Прежде чем позволить ей продолжать, мы переведем ее назад на стадию обучения восприятию. Я пришлю Прокторов.

Вечером Одрейд нашла Мурбеллу в палате Прокторов. Мурбелла сидела в кровати, обложенная подушками, двое Прокторов по очереди проверяли реакцию и тонус мускулов. Незаметный жест и они оставили их наедине.

– Я пыталась избежать осложнений, – сказала Мурбелла. Честность и прямота.

– Попытки избежать осложнений зачастую и создают их, – Одрейд опустилась в кресло у постели и положила руку Мурбелле на плечо, почувствовала, как мелко задрожали мускулы. – Мы говорим: „Слова медлительны, чувства гораздо быстрее“, – Одрейд убрала руку. – Какие решения ты пыталась принять?